Невский район

Все знают адмиралтейский «трезубец» – точку отсчёта ключевых магистралей города: Невского, Гороховой и Вознесенского. Невская, Московская и Нарвская заставы не что иное, как индустриальное продолжение петровских «улиц-лучей» – не идеально правильное с геометрической точки зрения, но верное по направлению.
Промышленные фобу́ры Петербурга всё равно что талантливые артисты второго плана, без которых не сложилась бы большая история и не было бы ни первой, ни второй кульминаций. «Отличник» Петербург потерял бы многое без спорной харизмы «плохиша» Петрограда и вряд ли сумел бы достичь благородной ленинградской зрелости.
В ряду исторических предместий Невская застава занимает особое место как первая среди равных. Тут своя Нева, своя утопия и своя революция. Именно здесь река аккумулировала ресурсы и подпитывала торговлю. Стеклянный городок так и не превратился в Царский – ему суждено было прославиться другим: вырасти в промышленного гиганта-бунтаря и впоследствии стать первым революционером.
Промышленно-утопическое здесь идёт рука об руку с нежным и романтическим. В верховьях Невы мальчик Коля Грачёв чудесным образом избавился от эпилепсии, учительница Крупская не на шутку увлеклась пропагандистом Ульяновым, а внучка фабричного управляющего Берггольца оттачивала свои таланты, чтобы в будущем стать великой советской поэтессой, навсегда вписавшей себя в историю блокадного Ленинграда. Об этом и многом другом мы расскажем в историях Петербурга за Невской заставой.
Добро пожаловать в город в городе – «русский Манчестер»!

Топоним Стеклянный городок возник в конце XVIII века, когда Екатерина II подарила своему фавориту князю Потёмкину два завода, которые основал ещё Пётр Великий – стеклянный и зеркальный. Находившиеся вдалеке от столицы производства Потёмкин перенёс в свою загородную усадьбу «Озерки», располагавшуюся за Александро-Невской Лаврой.
У себя в имении «светлейший князь» отстроил два стекольных завода и один зеркальный. Говорят, что изделия потёмкинских мануфактур по качеству не уступали английским и были настолько хороши, что именно здесь изготовили однажды дорогой подарок для персидского шаха – хрустальную кровать, окруженную фонтанами в форме ваз.
Потёмкинское стекольное производство размещалось в районе современного Дёминского сада. Один из корпусов более поздней постройки сохранился до наших дней: сегодня в нём располагается гостиница Art Deco.
До революции под Стеклянным городком петербургские старожилы понимали огромную территорию на левом берегу Невы, от Обводного канала до бывшего села Смоленского, в честь которого назвали современный Большой Смоленский проспект. Район исторической слободы работников Стеклянного завода тянулся вдоль Шлиссельбургского тракта, ныне проспекта Обу́ховской обороны.
Улицы, ответвляющиеся от главной магистрали района, и сегодня напоминают о цехах некогда располагавшегося здесь стекольного производства и возникшего рядом рабочего поселения: Глазурная, Глиняная, Стеклянная, Фаянсовая, Хрустальная и, собственно, Слободская.
После смерти Потёмкина Стекольный завод передали в казну – он стал именоваться Императорским. В дальнейшем производство изделий из стекла стали реализовать на мощностях Императорского фарфорового завода в одноименной Фарфоровой слободе по соседству.
Ну а в бывшем Стеклянном городке историческую традицию продолжили Зеркальные мастерские Петроградского стекольного промышленного общества. Затем, уже в советское время – Дёминская зеркальная фабрика и Ленинградский завод художественного стекла.
Кстати, именно здесь профессор-химик Качалов, в честь которого названа одна из окрестных улиц, выступил организатором производства оптического стекла в предреволюционной России, а в советскую эпоху инициировал возобновление стекольного и зеркального производств.

Главной церковью Стеклянного городка была восстановленная совсем недавно Скорбященская, как сокращённо называют храм Божией Матери Всех Скорбящих Радость (с грошиками).
Места это совершенно необыкновенные, ведь с момента основания здесь первой часовни во второй половине XVIII века произошёл целый ряд чудес и удивительных происшествий.
Так, главную реликвию первоначально деревянной церкви – икону Тихвинской Божией матери – по преданию в водах Невы нашли простые лодочники. А катастрофическое наводнение 1824 года часовню не уничтожило – лишь перенесло течением реки на противоположный берег, к селенью Клочки. Посчитав это промыслом Божьим, церковку там так и оставили. Жители Клочков лишь вернули в Стеклянный городок особо почитаемую Тихвинскую икону.
На левом берегу Невы возвели новый храм, которому местный купец Матвеев пожертвовал семейную реликвию – образ Божией Матери Всех Скорбящих Радость. По преданию, прадед торговца из рода Куракиных обнаружил эту икону, когда её прибило к берегам Невы рядом с всё той же часовней. Говорят, что образ Богоматери однажды спас жизнь и самому дарителю, защитив его от разбушевавшейся стихии.
23 июля 1888 года с иконой произошло ещё одно «чудесное событие». В часовню попала молния и начался пожар. Образ Богородицы, однако, не сгорел, но «обновился»: лик её просветлел, а к самой иконе прилипли одиннадцать мелких монет из разбитой кружки для пожертвований. С тех пор, называя реликвию, в скобках особо уточняют «с грошиками».
19 декабря 1890 года или 6 декабря по старому стилю в доме на улице Воскова, 1, что на Петроградской стороне, случилось нечто удивительное, впоследствии официально признанное чудом. В ночь накануне дня рождения больному эпилепсией 9-летнему Коле Грачёву явилась Богородица со святителем Николаем и велела: «Поезжай в часовню, где упали монеты, шестого числа ты исцелишься, но ранее никому не говори».
Незадолго до этого у мальчика участились припадки болезни, отнялись руки и ноги – наполовину парализованного Колю повезла к иконе его сестра Екатерина. Приложившись к чудодейственному образу, мальчик мгновенно исцелился и вернулся домой пешком.
В самом конце XIX века известный архитектор Александр фон Гоген возвёл большой храм в честь Скорбящей Божией Матери, а возле него в 1909 году построили просторную каменную часовню. Именно в неё определили «икону с грошиками».
В 1932 году величественный храм разобрали, а главную его реликвию – чудотворный образ Богородицы – перенесли в другую известную святыню бывшей Невской заставы – «Кулич и Пасха» на противоположном конце современного проспекта Обуховской обороны.
В 1991 году Скорбященскую часовню вернули верующим, и она стала подворьем Зеленецкого монастыря, расположенного между Тихвином и Волховом. Большой Скорбященский храм воссоздали на старом фундаменте и совсем недавно открыли для посещения.
Рядом с каменной часовней восстановили также и могилу местной юродивой Матрёнушки-босоножки, в начале XX века почитаемой не менее Ксении Петербуржской. После смерти мужа Матрёна Петровна Мыльникова из Костромы продала свою бакалейную лавку, раздала деньги бедным, а сама отправилась странствовать. По преданию, юродивая всегда ходила исключительно босиком и только в летней одежде.

Улица 2-й Луч напоминает о грандиозном строительном проекте, приуроченном к 200-летию Петербурга, но так и не реализованном.
«C 1902 года для нашей столицы наступит новая эра: огромное пространство земли с правильно размежёванными и замощёнными улицами, с садами и парками, с целой сетью электрических дорог и водоснабжением присоединится в совершенно благоустроенном виде к Петербургу, – сообщала одна из городских газет на рубеже веков. – В 1902 году новый Петербург сольётся в единое целое со старым и заживёт с ним одной, лучшей жизнью. Это будет чудным подарком к 200-летию Петербурга».
Новую утопию по благоустройству города власти решили воплотить в жизнь за Обводным каналом, в окрестностях Стеклянного городка и Глухоозёрской фермы, некогда бывших частью потёмкинских «Озерков». На западе этот обширный участок был ограничен зоной отчуждения железной дороги, на востоке – приневскими рабочими поселениями.
Лесное Глухое озеро было давно зарыто и определено под городскую свалку. Эти земли находились в ведении Кабинета Его Величества и как нельзя лучше подходили для нового амбициозного проекта, утвержденного самим императором.
«Царский городок» должен был стать «одной из красивейших и живописнейших частей города» с населением в 40 000 человек. В центре нового района планировалась большая площадь с обширным садом, от которого веером расходились бы идеально трассированные проезды.
Проект «Царского городка» предполагал устройство 29 новых улиц, церкви, рынка, 4 площадей, 4 скверов, паровой и электрической станций. Здесь планировали проложить железную дорогу и построить новые мосты через Обводный канал.
Работы по реализации замысла должны были завершиться к 1902 году, но не вышло. Кабинет Его Величества и городское руководство не договорились о распределении полномочий – «Царский городок» так и остался реализованным лишь на бумаге. Причём буквально: тогдашние составители карт и атласов города нанесли утопический проект «Царского городка» на новые планы Петербурга, что называется, «авансом».
И хотя четыре улицы-луча и 5 улиц-радиусов проложили, до реальной застройки участков дело так и не дошло. Новые идеальные проезды почти все исчезли в результате последующей перепланировки. О грандиозном замысле напоминает лишь улица 2-й Луч, бывшая Казачья, ставшая современной улицей Бехтерева, и сам комплекс бехтеревского Психоневрологического института, возникший здесь в конце 1900-х годов.
Академик ВМА, заслуженный ординарный профессор и тайный советник, а также заслуженный деятель науки РСФСР – всё это звания русского и советского психиатра, невролога, физиолога, психолога, основоположника рефлексологии и патопсихологического направлений в России Владимира Михайловича Бехтерева.
В 1907 году ученый-визионер основал в столице Психоневрологический институт, первый в мире научный центр по комплексному изучению человека и научной разработке таких «человековедческих» дисциплин, как психология, психиатрия и неврология. Уникальный научный городок на улице Бехтерева продолжает работать по сей день.

На левом берегу Невы, за Смольным до революции располагался огромный речной порт Петербурга. Торговые набережные переходили одна в другую: за хлебной Калашниковской (ныне Синопской) следовала Рожковская пристань, выше которой находились Перевозная набережная и Громовская лесная биржа.
Набережная главной водной артерии столицы в районе Александро-Невской лавры и далее, за Обводным каналом, сплошь была «заставлена» кирпичными амбарами. В основном здесь хранили зерно и мололи муку – отсюда и современные топонимы: Мельничная улица и бульвар Ленинградских мукомолов.
Впрочем, смольные амбары здесь тоже были. Именно они дали название первому крупному поселению за Невской заставой – селу Смоленское и улице, ответвляющейся от проспекта Обуховской обороны в самом его начале.
Южнее Смоляной улицы по правой стороне Шлиссельбургского тракта располагались сенные амбары купца Рожкова, а на берегу Невы – Рожковская пристань, первая по судообороту до революции, конечный пункт Тихвинской и Вышневолоцкой водных систем. В столицу из поволжских портов доставляли хлеб, лес и древесный уголь, а обратно по Волге отправляли сахар, кофе, шоколад, вина, специи, лекарства, ткани, металл и другие товары.
В районе Сенного Рожка, на проспекте Обуховской обороны, 45, в 1930-е годы построили гигантский Мельничный комбинат имени С. М. Кирова, крупнейший не только для России, но и для всей Европы. Ёмкость элеваторов изначально составляла 72 000 тонн, а после расширения в 1950-х выросла до 108 000 тонн.
Историк архитектуры, культуролог Борис Михайлович Кириков называет Мельничный комбинат имени Кирова «грандиозным» и одним из «наиболее значительных сооружений функционализма». В своём путеводителе по архитектуре ленинградского авангарда Кириков отмечает: «Железобетонные колоссы доминируют среди застройки индустриального района и наиболее выгодно воспринимаются с дальних точек в панораме Невы. Функциональная специфика предприятия сама по себе породила эти могучие, брутальные, чисто утилитарные формы, способные воздействовать на обширные пространства, а вблизи подавляющие своей суровой мощью».

Появление Невской заставы связывают с прокладкой первых почтовых дорог в Петербурге в начале XVIII века. Считается, что в 1720-х на набережной у Александро-Невской лавры была устроена сторожевая будка с пропускным пунктом. Позднее наименование «Невская застава» распространилось на всю территорию близлежащего района – от Обводного канала до села Рыбацкое.
Историческую заставу со шлагбаумом вскоре перенесли выше по Неве, в Ямскую Смоленскую слободу, а к середине XIX века ещё дальше от Лавры – за Рожковскую пристань.
Старожил района Дмитрий Шерих в своей книге «Невская застава» делится любопытными воспоминаниями драматурга Павла Катенина, который в 1827-м году ехал по Шлиссельбургскому тракту в деревню: «Пушкин, жалуясь, что со мной мало беседовал, предложил пешком проводить до Невской заставы; так мы прогулялись прекрасным утром и расстались за шлагбаумом; я сел в коляску, а ему попался запоздалый извозчик».
За Невской заставой изначально квартировал один из эскадронов лейб-гвардии Казачьего полка. В пушкинское время его сменил считавшийся образцовым среди казачьих гвардейский Атаманский полк. В середине XIX века казакам построили новые казармы у Обводного канала, но топонимическая связь с этими местами у них сохранялась ещё долго. Так, улица Бехтерева вплоть до 1957-го года именовалась Казачьей.
На проспекте Обуховской обороны, 43 по сей день стоит здание Шлиссельбургской пожарной части, которое построили в 1861-м году. Именно здесь 9 января 1905-го года казаки лейб-гвардии Атаманского полка остановили шествие рабочих к Зимнему дворцу. В отличие от других частей города столкновение у Невской заставы не было слишком кровопролитным, так как «атаманцы» особого рвения не проявляли. Когда толпа хлынула на лёд Невы, казаки не стали преследовать манифестирующих рабочих.

Невский завод занимает целый квартал севернее Большого Смоленского проспекта и простирается аж до Психоневрологического института имени Бехтерева.
Это крупнейшее машиностроительное предприятие основали в середине XIX века, и на протяжении своей истории оно неоднократно меняло производственный профиль. Скромный чугунолитейный завод англичанина Томсона после смены владельца перешёл от производства артиллерийских снарядов и чугунного литья к строительству броненосного флота для Военно-морского ведомства.
По занимаемой площади, значимости для района и революционному потенциалу Семянниковский завод можно сравнивать с Обуховским в том же районе и Путиловским за Нарвской заставой. Неслучайно именно этого промышленного гиганта называли одной из «цитаделей революции», а за влияние на умы его рабочих в 1890-е активно боролся молодой Ульянов-Ленин. Под именем Николая Петровича законспирированный марксист вёл занятия в рабочих кружках, а самым любимым, талантливым и восприимчивым к новым идеям среди учеников был слесарь Невского завода Иван Бабушкин. Сегодня его именем называется одна из главных улиц этого исторического фабричного района.
В первые два десятилетия своей истории «Невский литейный и механический завод Семянникова и Полетики» пережил масштабную реконструкцию и расширение производственной площади. На берегах Невы построили верфь и эллинги, оборудовали новые мастерские и цеха. Завод специализировался на постройке современных фрегатов, крейсеров и броненосцев. В 1870-е годы уже «Русское общество механических и горных заводов» помимо прочего осваивает выпуск паровозов, а десятилетие спустя становится крупнейшим в Российской Империи производителем локомотивов.
Менялись владельцы предприятия. Так, в конце XIX века одним из учредителей нового «Московского товарищества Невского судостроительного и механического завода» стал знаменитый магнат Савва Морозов.
Любопытно, что из-за своего расположения высоко по течению Невы завод выпускал только военные корабли малого и среднего водоизмещения. В то время крупные суда ещё не могли проходить через разводные пролёты тогдашних петербургских мостов. Именно здесь был построен трагически погибший в Русско-японскую войну миноносец «Стерегущий».
1 января 1906-го года Невский завод стал первым предприятием в Петербурге, перешедшим на 8-часовой рабочий день. Возможно, из-за левых идей соучредителя завода Саввы Морозова, но скорее в связи с высокой революционной активностью подогретого большевиками пролетариата. Впрочем, с 1910-го года предприятие стало казённым, а после революции было национализировано и вновь поменяло специализацию на энергомашиностроительную.
Сегодня АО «Невский завод» входит в состав группы «Газпром энергохолдинг» и производит энергетическое оборудование, турбины и насосные агрегаты.

Среди буйной «партерной» зелени этого далёкого берега Невы уже много лет тихо и незаметно ветшает модернистский дворец культуры, построенный для крупнейшего машиностроительного завода. Это проект знаменитого ленинградского архитектора Евгения Левинсона, который известен горожанам как автор Первого жилого дома Ленсовета на Карповке и Дворца культуры имени Ленсовета на Каменноостровском проспекте, а также павильона, наземного и подземного вестибюлей станции метро «Автово».
Евгений Адольфович прошёл длинный путь советского архитектора-модерниста: начинал с революционного авангарда, в зрелые годы строил в стилистике пролетарской классики, а завершал карьеру проектами уже совсем современных гостиницы «Советская» и ДК «Невский».
«Заквадраченный» объём Дворца культуры возвышается над фабричной набережной подобно Бирже Тома де Томона – так, чтобы здание было хорошо заметно с воды. Нереализованный проект 1950-х годов предполагал ещё большее визуальное сходство «Невского» и главного здания-идентификатора Василеостровской Стрелки за счёт портика и колонн.
Дворец культуры «Невский» пал жертвой борьбы с излишествами в архитектуре и лишился своей неоклассической помпезности: от первоначального проекта остался лишь фундамент и внутренняя компоновка помещений.
Ученик Левинсона Щербин, отзываясь о новом здании в 1973-м году, писал, что Дворец культуры «Невский» отличается «простотой и, в хорошем смысле, суровостью, в чем-то, быть может, сближающейся с революционной романтикой 1920-х годов». Он также отмечал «ясность симметричной композиции, близкой к композициям архитектурных произведений классицизма».
Новый ДК с главным залом на 1020 мест, а также танцевальным, гимнастическим и лекционным пространствами, кружками и клубами был построен «на вырост». В дальнейшем архитекторы планировали оформить набережную и тщательнее спланировать прилегающие территории, но Левинсон умер, а «Невский», построенный по его проекту, так и остался на заводской периферии.
Вероятно, поэтому в маловостребованный ДК были допущены представители неофициальной культуры из художников и музыкантов. Первая неформальная выставка в конце ноября 1973-го года проходила в ДК Газа и была разогнана через четыре дня после открытия.
В сентябре 1974-го в фойе ДК Невский разместили свои работы Александр Арефьев, Владимир Овчинников, Евгений Абезгауз, Евгений Рухин, Анатолий Басин, Юрий Жарких и другие современные художники. Второй вернисаж ленинградского андеграунда оказался много успешнее и «продержался» больше недели. Правда, на выставку допускали лишь по 20 человек в час, поэтому к ДК Невский выстраивались длинные очереди.
Впоследствии абстракционисты и символисты начала 1970-х будут называть себя «Газа-невским движением» по месту проведения двух первых салонов неофициального искусства.
На проспекте Обуховской обороны, 32 вскоре состоялся и первый концерт неформальной музыки. В 1976-м году в ДК выступила недавно образованная джаз-рок-группа «Арсенал» легендарного Алексея Козлова.
В своей книге «Козёл на саксе» Алексей Семёнович вспоминал, как «толпа ленинградских хиппи, смешанных с урловой молодежью люмпенского типа, возбужденная нашей музыкой, в финале концерта стала скандировать: «Арсенал!.. Арсенал!..» Но в этом ничего страшного не было, если бы они вдруг не перешли на совсем другие выкрики. Сперва я подумал, что ослышался. Они стали в том же темпе скандировать: «Ленин!.. Ленин!..» Что это значило, я не знаю до сих пор. Думаю, что здесь проявилось типичное для ленинградцев сюрреалистически-прикольное мышление. Как тут не вспомнить Хармса и Заболоцкого».
В 1981-м году после официального открытия Ленинградского рок-клуба ДК Невский на долгое время стал площадкой выступлений таких групп, как «Кино», «Алиса», «Аукцыон» и «Зоопарк».
В 1990-е советский андерграунд окончательно «закатился». Неформальное искусство стало признанным, а рок-концерты вышли на уровень стадионов. В 2000-х в ДК Невский ещё устраивали дискотеки, а в 2015-м году окончательно закрыли. Дворец культуры в современных реалиях оказался невостребованным. Теперь надежда лишь на бережный редевелопмент бывших околоиндустриальных территорий и всевозрастающий интерес к архитектуре советского модернизма 1960-х, памятником которого является ДК Невский.

До революции за Невской заставой находилось несколько крупных сел. Друг за другом шли село Смоленское, село Михаила Архангела, село Фарфорового завода, село Александровское. Как нетрудно догадаться, первое из них и дало название Большому Смоленскому проспекту.
Село Смоленское начиналось сразу за Невским заводом, от одноимённого проспекта, и доходило до современной улицы Крупской, до революции носившей название Московской – по ветке железной дороги, к которой она вела.
Любопытно, что места эти были заселены и освоены ещё до Петра. Так, шведскую деревню Каллиси на территории села Смоленское отмечали в документах с 1618-го года. Краеведы говорят о «вполне солидном поселении» в пять православных крестьян и три финна.
После образования Петербурга здесь поселились ямщики из Смоленской губернии. Слобода возничих стала именоваться Смоленской Ямской. Вскоре близ небольшого поселения появились казённые кирпичные заводы.
Со временем ямщиков потеснили рабочие, а на место предприятий по производству кирпича пришли ткацкие фабрики. Так, левый берег Невы стал «русским Манчестером». Отсюда и название улицы Ткачей.
Согласно сообщению санинспектора о Шлиссельбургском тракте из журнала «Отечественные записки» от 1880-го года в селе Смоленское тогда насчитывалось 11 заводов и фабрик, 26 каменных домов, 221 деревянное и 106 питейных заведений.
Центр села находился неподалеку от современного Невского рынка. Сейчас это квартал между проспектом Обуховской обороны – до революции Шлиссельбургским трактом –, улицей Ольминского, в те времена известной как Смоленский переулок, и переулком Ногина – бывшей Школьной улице.
Приглядитесь повнимательнее к ложно скромному зданию Невского рынка, построенному в 1959-1960-м годах одним из самых смелых и эрудированных ленинградских архитекторов того периода Сергеем Евдокимовым. Волнистый свод главного торгового зала перекрывает пролёт аж в 25 метров, что обеспечивает полностью свободное от столпов пространство для размещения прилавков «островками». Увы, со временем здание «обросло» пристройками, а стеклянные элементы свода совершенно почернели – сейчас новаторские архитектурные решения в облике здания Невского рынка считываются с трудом.
До революции главной достопримечательностью села Смоленское была церковь Смоленской иконы Божией матери. Храм стоял на обширном участке между современными улицей Ольминского и переулком Ногина, современный ориентир – сад «Фонтанчик».
В 1879-м году деревянную церковь решили перестроить в камне – «по случаю избавления императора от угрожавшей опасности». Незадолго до этого в Александра II стрелял революционер Александр Соловьёв: государю пришлось как зайцу бежать к Зимнему дворцу зигзагами. Радикальная социал-демократия объявила охоту на российского монарха. За год до освящения главного храма в селе Смоленское народовольцам удалось совершить успешное, восьмое по счёту покушение: император погиб от взрыва бомбы.
100 000 рублей на возведение церкви собрали местные жители, а самые значительные вклады совершили смоленские купцы Аристов, Варгунин, Громов, Кокин, Паль. «Петербургская газета» отмечала, что «несмотря на простоту отделки, [храм] красив и изящен».
В 1930-е церковный комплекс был почти полностью разрушен. В переулке Ногина сохранились лишь две приходские постройки из дерева и камня – дома № 1 и 3. Кстати, до революции этот переулок побывал не только Школьным, но и Кладбищенским – по располагавшемуся здесь ранее сельскому погосту, некрополю местных купцов и торговцев.

В створе Большого Смоленского проспекта находится скромная Перевозная набережная. Когда-то по воде отсюда можно было переправиться на противоположный берег Невы.
В газете «Санкт-Петербургские ведомости» петербуржец Владимира Гречухин рассказывал об этих местах: «Я ещё застал то время, когда на правый берег и обратно ходили ялики, а в период индустриализации курсировал пароходик. В дни церковных праздников, Троицы и родительского дня причал достигал апогея. К нашему берегу приставали баркасы с горшками, рыбой, картофелем, останавливались суда и баржи. На набережную выгружали дрова, кирпич, пиломатериалы».
Когда-то вся Перевозная набережная состояла из деревянных домиков и лачужек, где селились «бережные», весь заработок которых был связан с рекой. «Улица была университетом, а Нева – кормилицей. Она давала возможность подработать на разгрузке барж, рыбачить, заготавливать на зиму дрова, добывать расплавом брошенные якоря, доставать со дна реки топляк, словом, не сидеть без дела», – поясняет журналисту газеты Владимир Петрович.
Неслучайно старожил района часто упоминает дерево и пиломатериалы. Совсем рядом, на месте современного деревообрабатывающего производства имени Володарского, до самой революции находился крупнейший лесопильный завод купца-старообрядца Громова.
Здесь же находилась Громовская лесная биржа, где продавали лес. Её основатель, бывший крепостной графов Орловых Федул Григорьевич Громов вышел в люди, «набив деньгу» и выкупив себя из рабства. При этом предприимчивый старовер продолжал вести дела с прежним хозяином и прослыл человеком исключительно честным. Вместе с братом Сергеем Федул устроил старообрядческое кладбище за Московской заставой – оно сохранилось до наших дней и, как прежде, называется Громовским.
О династии «лесных тузов» Громовых теперь мы чаще вспоминаем благодаря наследнику основателя торговой империи Василию Федуловичу, меценату и большому ценителю искусств. Именно он купил у князей Лопухиных просторный деревянный дом на Аптекарском острове, ныне известный как дача Громова и совсем недавно отреставрированный.

С середины XIX века на левом берегу Невы стали один за другим появляться крупнейшие предприятия военной, чугунолитейной, писчебумажной и текстильной промышленности. Не удивительно, что район Невской заставы по сей день называют «русским Манчестером» или «русским Сент-Антуанским предместьем».
Молодой немец Яков Пель был одним из первых фабрикантов здесь. Говорят, что его первая мануфактура по выделке ситца была обычным деревянным сараем, где предприниматель был и за работника, и за продавца.
Со временем фабрика Пелей превратилась в гигантское производство, которое после революции переименовали в честь рабочего-большевика Виктора Ногина, а ещё позже – в Александро-Невскую мануфактуру. Теперь по адресу проспект Обуховской обороны, 70 на месте исторического производства работает одноимённый бизнес-центр.
Одновременно с предприятием Пеля чуть далее по Шлиссельбургскому тракту англичане Максвеллы основали Спасскую и Петровскую мануфактуры. В 1880-е оба производства совокупно носили название «фабрика Максвелла».
Ровно между мануфактурами Пеля и Максвелла в 1871-м году возникла Писчебумажная и толевая фабрика Наумана. Рядом братья Громовы устроили свой знаменитый лесопильный завод и биржу торговли лесом.
Самое известное из ныне действующих производств Невской заставы – ЗАО «Невская косметика». Вы удивитесь, но известное на всю страну предприятие выросло из небольшого заводика, ещё в пушкинские времена выпускавшего мыло и стеариновые свечи.
Производство не отличалось экологичностью. По свидетельствам современников, «тяжелый смрадный запах, идущий от Невского стеаринового завода» отравлял воздух села Смоленское. Остаётся лишь догадываться, в каких условиях трудились рабочие.
К началу ХХ века на заводе работали около 1000 человек. К нему даже провели ветку Николаевской железной дороги, которая существует до сих пор.
Ни одно мыло того времени не имело столько подделок, как «Нестор» от «Невского стеаринового товарищества». Этот продукт был экологически чистым и имел высокое содержание жирных кислот, что в те времена было редкостью.
Журнал «Вестник мыловарения» в 1913-м году писал: «Надо отдать должное «Невскому стеариновому товариществу», которое удачно угадало момент, когда надо выступить на рынок с таким мылом; потребителю сильно надоели всевозможные дешёвки, и он начал требовать, не стесняясь ценой, чистый сорт мыла».
На проспекте Обуховской обороны, 80 до сих пор выпускают всем нам хорошо знакомую продукцию – гипоаллергенную серию для малышей «Ушастый нянь» и зубные пасты «Жемчуг».

Высокая концентрация промышленных предприятий за Невской заставой сделала район настоящей Меккой для молодых социал-демократов, проповедующих марксизм революционно настроенным рабочим.
Неслучайно писатель и публицист Лев Успенский написал о путешествии на паровой конке по Шлиссельбургскому тракту следующие строки: «Вас обгоняли парные выезды директоров и членов заводских правлений – господина Гартмана Ричарда Федоровича, управлявшего Невским химическим, господина Берхгольца, ведавшего землями богача Паля, чьим именем долго ещё назывался нынешний проспект Елизарова, господина Ферветтера с Петровской бумагопрядильной – по большей части всё немцев. Но в ваш вагон садились и рабочие тех же заводов и фабрик; могли ехать с вами с самого начала и тихая курсисточка, в порыжелом саквояжике у которой лежала новая брошюра, полученная только что для передачи в собственные руки какого-нибудь "товарища Петра" в желтом домике на третьем Палевском луче, и "гороховое пальто", делающее вид, что с увлечением читает очередной выпуск "Антонио Порро, мускулистого преступника", но из-за книжки нет-нет да бросающее быстрый, пронзительный взгляд на списанного на берег матроса с великолепными усами над губой и с надписью "Рюрик" или "Андрей Первозванный" на бескозырке…».
Той самой «тихой курсисточкой» могла быть и преподававшая в самой крупной в Российской империи Смоленской воскресно-вечерней школе для рабочих Надежда Крупская. Среди учеников Надежды Константиновны – многие из будущих «рабочих-топонимов», например, слесари Семянниковского и Обуховского заводов Иван Бабушкин и Василий Шелгунов.
В то же самое время Владимир Ульянов-Ленин в кружках по соседству разъяснял марксизм самым сознательным и чутким рабочим, подготавливая будущих пропагандистов и профессиональных революционеров.
Именно в вагоне «паровичка», шедшего из-за Невской заставы, случайно встретились уже немного знакомые друг другу Ленин и Крупская. Надежда Константиновна пригласила Владимира Ильича домой и познакомила с мамой. Так начался их роман, длиною в жизнь.
Дальняя граница села Смоленское в то время проходила по улице Московской, которую после революции переименовали в честь Крупской. В честь неё переименовали и близлежащий Дворец культуры – в новом советском государстве верный друг и соратник вождя будет много заниматься развитием книжного дела.
За Невской заставой Крупская была «своей». Возможно, поэтому легендарную книжную ярмарку в ДК на проспекте Обуховской обороны, 105 петербуржцы совершенно беззастенчиво называют «Крупой».

После революции и кровопролитной Гражданской войны в РСФСР, радикально изменивших уклад жизни по всей стране, в Петрограде-Ленинграде жилые дома долгое время не строили – деньги тратили только на самое необходимое.
Ситуация начала меняться к середине 1920-х. Новая архитектура революционного авангарда была частью ленинской «монументальной пропаганды» и была призвана показать «на земле» качественные изменения в жизни рабочего человека, стать примером нового общественного устройства.
Именно исторические рабочие предместья бывшей столицы были избраны властями для реализации новаторских идей в области жилищного строительства. Целые конструктивистские рабочие городки возникли за Нарвской и Невской заставами. Строились они как небольшие самодостаточные районы вблизи легендарных революционных производств, таких, как Путиловский и Семянниковский заводы.
Подобный жилой комплекс в 1925-1928-м годах построили и на территории бывшего села Смоленское, на Палевской улице, названной в честь первого крупного фабриканта этих мест. Архитектор Алексей Зазерский ещё до революции мечтал «избавить горожан от квартирной нужды» и изобрёл первые жилищные кооперативы, участники которых строили своё будущее жилье сообща.
В ситуации с Палевским жилмассивом строительство велось предприятиями на паях с привлечением государственных средств. Пайщики контролировали строительство и принимали в нём непосредственное участие, а по окончании стройки брали на себя обязательства по содержанию домов в надлежащем состоянии.
Архитекторы Жилсоюза Алексей Зазерский и Николай Рыбин руководствовались принципами простоты и экономичности при строгом соблюдении санитарно-гигиенических условий.
Палевский жилмассив занимает Т-образный участок между двумя главными проспектами района – современной улицей Ольги Берггольц и внутриквартальным проездом, параллельным улице Бабушкина. 19 жилых корпусов не повторяются точь-в-точь, но оказываются связаны вместе за счёт повторяющихся деталей, таких как треугольные двускатные крыши или высокие дугообразные арки, обрамляющие оконные и дверные проёмы. Из всех домов только два обращены к проспекту Елизарова – остальные ориентированы на внутренний проезд и сквер либо «смотрят» в озеленённые дворы с детскими площадками.
Культуролог Кириков в своём путеводителе по архитектуре ленинградского авангарда отмечает: «Единство и разнообразие композиционных приёмов позволили создать целостный ансамбль, сбалансированный по продольной оси участка. Уютная камерность и мотивы аркад во дворах вызывают неожиданную ассоциацию с монастырскими клуатрами».
Создавая Палевский жилмассив, зодчие сосредоточились на формировании внутриквартальных пространств, которые, по сути, напоминают современные микрорайоны. По их замыслу, каждый квартал был самостоятельным хозяйственным комплексом с минимальными элементами обслуживания – прачечными и конторами.
Почти в то же время рядом с Палевским жилмассивом строили похожий жилой комплекс для рабочих-текстильщиков, но с бóльшим размахом. Отправной точкой этого жилмассива стала полукруглая площадь на пересечении улиц Ткачей и Бабушкина. От площади лучами расходились два проезда, которые теперь ведут в никуда. Идея этой трёхлучевой планировки была навеяна то ли не случившимся когда-то Царским городком, то ли самим трезубцем улиц, сориентированных на Адмиралтейство.
Дворец культуры имени Крупской стал общим для обоих жилмассивов бывшей Невской заставы. К инфраструктуре обновлённого района относятся и сверхсовременный для того времени профилакторий на проспекте Елизарова, 32, и удивительная по своей архитектуре школа на Большом Смоленском, 36 – в плане города она напоминает очертания самолета.

С именем первого текстильного фабриканта этих мест оказалась связана и судьба великой ленинградской поэтессы Ольги Берггольц. Её дед, строительный техник Христофор Фридрихович Берхгольц управлял недвижимостью Палей за Невской заставой.
Сначала семья Берхгольцев жила напротив мануфактуры, а затем переехала в отдельный дом, где Паль приобрёл заболоченный участок земли и раздал его под застройку арендаторам.
Как считает старожил района и краевед Дмитрий Шерих, деревянный дом, в котором выросла Ольга Берггольц, находился в районе домов №8 – 10 по современному проспекту Елизарова. Семья Ольги Фёдоровны жила на втором этаже, а первый Берггольцы сдавали внаём жильцам. При доме был сад и огород. Участок Берггольцев был довольно большим и простирался от проспекта до соседней Мирной улицы.
Впоследствии Ольга Берггольц будет часто возвращаться к впечатлениям детства. Именно здесь, на Палевском проспекте, Ольга начала писать свои первые стихи: «Папе одно нравилось, а другое – нет. Когда я прочитала ему стих о нашем саде, он покрутил головой, взъерошил волосы и сказал: “Очень здорово… Как у Пушкина!” ,– и целый вечер, по привычке своей расхаживая по квартире и ероша волосы, гудел первую строчку: “Ты дремлешь, старый сад, осыпанный морозом…”».
В 1932-м году Ольга Берггольц переехала в новый дом – коммуну творческих работников на улице Рубинштейна, известную как «Слеза социализма», но память о Невской заставе осталась с поэтессой навсегда.
В 1978-м году Мирную улицу объединили в одну с Мартыновской и переименовали в честь Ольги Берггольц – редкий пример уместности топонимических изменений. Не ошиблись городские власти и с местом для памятника поэтессе, выбрав для него Палевский сад на улице Ольги Берггольц.

Марк Тимофеевич Елизаров – муж сестры Ленина Анны Ильиничны. Марк Тимофеевич был успешным, как его назвали бы сейчас, топ-менеджером и умело сочетал революционную деятельность в большевистских рядах с управлением пароходством «По Волге». Именно у Елизаровых в апреле 1917-го года селятся только что вернувшиеся из-за границы Владимир Ильич и Надежда Константиновна.
Каким бы любопытным персонажем ни был Марк Тимофеевич, никакого прямого отношения к району Невской заставы он не имел. В отличии от Ногина, Бабушкина и самой Крупской.
Палевский проспект переименовали в честь зятя Владимира Ильича в 1939-м году, а спустя тридцать лет открыли одноимённую станцию метро глубокого заложения. После революции Марк Тимофеевич стал первым народным комиссаром путей сообщения, так что хоть и косвенно, Елизаров связан с метрополитеном.
Любопытно, что перегон между станциями «Елизаровская» и «Площадь Александра Невского» имеет длину 3,2 км и является одним из самых протяжённых в петербургском метрополитене. Изначально между этими двумя остановками метростроители планировали устроить ещё две, но в силу ряда причин этого так и не случилось.